Россия в Нагорном Карабахе: новая миссия в старом конфликте

10 декабря исполнился один месяц с момента подписания совместного заявления президентов России, Азербайджана и премьер-министра Армении о полном прекращении огня в зоне нагорно-карабахского конфликта. Четвертый пункт этого документа гласил, что «миротворческий контингент Российской Федерации развертывается параллельно с выводом армянских вооруженных сил». Он же определял срок пребывания миротворцев – пять лет «с автоматическим продлением на очередные пятилетние периоды, если ни одна из Сторон не заявит за шесть месяцев до истечения срока о намерении прекратить применение данного положения». Имплементация совместного заявления лидеров России, Азербайджана и Армении создала новую реальность в Нагорном Карабахе. Но не прошло и месяца после появления этого документа, как миротворческая миссия столкнулась с первым нарушением хрупкого перемирия, которое потребовало оперативного вмешательства. И в то же время поставило вопрос, насколько надежен новый статус-кво. Насколько велики риски скатывания к новому военному противоборству? Или инциденты вокруг Гадрутского района можно отнести к сложности практической реализации договоренностей от 10 ноября и урок пойдет впрок? Какие имеются возможные траектории для поведения Москвы в деле урегулирвоания застарелого конфликта? В поисках формулы миротворчества Нагорно-карабахский конфликт, хотя и обострился в последние годы существования единого Советского Союза наряду с абхазским, югоосетинским, приднестровским противостояниями и имел много общих с ними черт, обладал и рядом уникальных параметров. В других горячих точках Кавказского региона, а также на Днестре вводились по итогам военной фазы противостояния миротворческие силы. В Южной Осетии и в Приднестровье это были коллективные операции с участием как самих противостоявших друг другу сторон, так и России как гаранта соблюдения перемирия. В Абхазии де-юре операция проводилась под эгидой интеграционной структуры СНГ, но де-факто ответственными за нее были миротворцы из РФ. В Нагорном Карабахе после распада Советского Союза мирогарантийных операций не проводилось. Попытки примирения двух сторон предпринимал союзный центр. Так, 15 января 1990 года решением Верховного Совета СССР на территории Нагорно-Карабахской автономной области и ряда прилегающих районов был введен режим ЧП. Однако все эти действия проводились на территории единого государственного образования. С его исчезновением конфликт трансформировался в межгосударственный. Изменилась и технология его разрешения. Стоит отметить, что на первом этапе в проектах конфликтного урегулирования ставка делалась на коллективные миротворческие операции под эгидой ОБСЕ. Причина этого очевидна. Главным посредником в поисках формулы мира, начиная с 1991 года, стала Минская группа этой организации. Так, третий пункт «пакетного плана» (июль 1997 года) предполагал, что «территории, освобожденные в результате вывода сил, образуют разделительную зону, в которой наблюдение за безопасностью будет осуществляться силами ОБСЕ по поддержанию мира совместно с Постоянной смешанной комиссией». Сама же комиссия виделась как орган, призванный наблюдать за осуществлением перемирия. Четвертый пункт «поэтапного плана» (декабрь 1997 года) констатировал, что «стороны приглашают и содействуют развертыванию многонациональной операции ОБСЕ по поддержанию мира (ОПМ)». Далее в «базовых принципах» (Мадридские 2007 и «обновленные» 2009 гг.) предполагались «международные гарантии безопасности, включая миротворческую операцию». Но долгие годы — эта норма, обозначенная среди других последней, а не первой по порядку, рассматривалась, как «спящая». Хотя по логике вещей именно с помощью миротворцев обычно происходит разведение конфликтующих сторон, минимизация рисков реэскалации военных действий, что создает предпосылки для компромиссов на переговорах. Как бы то ни было, а в течение двадцати шести лет в Карабахе не было миротворцев. Ни под российским флагом, ни под мандатом ОБСЕ или других международных структур. К слову сказать, официальные представители НАТО традиционно подчеркивали, что конфликт в Карабахе не имеет военного решения, но в то же время не обозначали своей заинтересованности в участии в мирном процессе. Следовательно, нынешняя миротворческая операция в конкретно взятой остуженной «горячей точке» не может опираться на какие-то традиции. Советский опыт, про который говорят сегодня, сравнивая появления российских военных с действиями частями внутренних войск и министерства обороны СССР в 1990-1991 гг., не вполне релевантен. ЦК КПСС и союзных силовых структур в Москве нет уже на протяжении двадцати девяти лет. Сегодня Россия действует, как третья сила, посредничающая в примирении двух конфликтующих государств. Миротворчество как часть стратегии балансирования В значительной степени именно новизной миротворческой операции в Карабахе объясняется сложность сегодняшней российской миссии. Сам по себе документ от 10 ноября 2020 года не может дать больше того, что в нем записано. Совместное заявление фиксирует значительные территориальные пертурбации. Под контроль азербайджанской стороны переходят и те районы, которые во время второй карабахской войны не были в непосредственной зоне военных действий (Лачин и Кельбаджар). Новое размежевание затрагивает не только семь территорий, оккупированных в начале 1990-х годов армянскими подразделениями, но и те города, и села, что входили непосредственно в состав НКАО в советский период (Шуша и тот же Гадрутский район). Все это создает далеко не только логистические трудности. Где-то появляются анклавы, где-то вооруженные люди. Есть соблазн «подправить географию». Еще раз обратим внимание на текст заявления от 10 ноября. Там говорится о том, что военные подразделения российских миротворцев развертываются параллельно с выводом армянских сил. Определяется срок их пребывания, но четко не прописываются населенные пункты. И это понятно, для фиксации их размещения требуются карты местности, много скрупулезной уточняющей работы с географическими и топографическими картами. Всего не предусмотреть, когда в деле прекращения военных действий счет идет на минуты, а цена промедления — человеческая жизнь. Таким образом, только реализация договоренностей на практике может сделать любые документы работающими! Заметим при этом, что на саму миротворческую миссию в двух обществах возлагаются разные ожидания. Наверное, без тщательно проработанных социологических исследований делать серьезные обобщающие выводы преждевременно. Однако, по предварительному анализу комментариев в социальных сетях, публикациях в СМИ, видно, в армянском случае миротворцы рассматриваются как ресурс, позволяющий сохранить, пускай и в усеченном виде, инфраструктуру непризнанной НКР, тогда как в азербайджанском — надежды прямо противоположные. И в миссии видится возможность на ускорение инкорпорирования сложной территории в политическое и правовое поле Азербайджана. Сами по себе миротворцы не формулируют широких международных задач, они реализуют как стратегию своей страны, так и ее договоренностей с партнерами (в данном случае Москвы с Баку и с Ереваном). И в этом контексте линия России продолжает ту, что была и до 10 ноября 2020 года. Российское руководство не раз подчеркивало, что было бы удовлетворено таким итогом конфликта в Нагорном Карабахе, при котором стороны вышли бы на достижение взаимовыгодного компромисса. И хотя статус-кво в зоне этнополитического противостояния значительно изменился, сами эти принципы сохраняют актуальность. В рассмотрении перспектив российской политики на карабахском направлении никуда не уйти от параллелей с Турцией. И здесь крайне важно удержаться не только от первичных эмоций, но и от возникающих ложных дилемм. Анкара поддерживает одну сторону в конфликте не потому, что она решительнее и отважнее, чем Москва. Ее оптика и видение перспектив Кавказа отличается от того, что есть у России. Действительно, аккуратный баланс между Ереваном и Баку сложнее по исполнению, чем то, что предлагает сегодня турецкая сторона, но ведь задача перед государством — это не соревнование в «крутости» и не во внешних пиар-эффектах, а в сохранении своего влияния и поддержании своих интересов. После утраты влияния на Грузию, Москве важно не повторить этот алгоритм на азербайджанском и армянском треке. И имея расхождения с Турцией (они очевидны всем, включая первых лиц государства), не скатиться в изматывающую конфронтацию с ней (что автоматически добавит проблем Москве на Ближнем Востоке или в Средиземноморье). Рассчитывать, что кто-то из альтруистических соображений вдруг решится помочь России «сдерживать Турцию» не приходится. Следовательно, в Карабахе миротворцы будут реализовывать общий курс российской политики на Кавказе. Его суть в предотвращении новой войны у своих границ, а также обеспечении условий для развязывания конфликтного узла. Легким этот путь не будет, что показали уже и события последнего месяца. Но пока что никто не предложил ничего более рационального и эффективного.

Маркедонов Сергей

Ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России, главный редактор журнала «Международная аналитика»