Нагорный Карабах: война завершена, урегулирование продолжается

Вторая карабахская война завершилась. Однако говорить об окончательном политическом разрешении многолетнего конфликта преждевременно. Какие проблемы на этом пути сохранятся и какие новые вызовы обозначатся? Ответы на эти вопросы чрезвычайно важны для понимания динамики не только на Кавказе и постсоветском пространстве, но и в международной политике в целом. Два поколения постсоветских конфликтов Говоря о конфликтах на просторах бывшего Советского Союза, мы можем выделить два их поколения. Первое поколение было связано непосредственно с процессом распада некогда единого государства. Этнополитические противостояния были следствием национально-государственного строительства в СССР, а также нараставших противоречий по двум линиям: союзная республика — Москва, союзная республика-автономии. Игнорирование правовых аспектов при разделе общего советского наследства и преобладание политической целесообразности привело к тому, что процесс распада был осложнен этнополитическими противостояниями, растянувшимися на годы. После серии военных противоборств конфликты были «заморожены», но политически не решены. При этом в процессе их «заморозки» (что при отсутствии воли к компромиссам было оправданной мерой) решающая роль принадлежала России. В карабахском случае именно Москва стала ключевым фактором в заключении перемирия между Баку, Ереваном и Степанакертом. Но в период «заморозки» началась постепенная интернационализация мирного урегулирования. Во-первых, сами новые независимые государства стали обращаться к внешним игрокам с целью обеспечить решение конфликта с выгодой для себя, во-вторых, ведущие международные игроки стали проявлять интерес к турбулентным регионам ради замирения их в соответствии со своими представлениями. В итоге, изначально сформированные как этнополитические противостояния, постсоветские конфликты стали приобретать отчетливо геополитический характер. Помимо факторов Тбилиси, Сухуми, Цхинвали, Кишинева, Тирасполя стали появляться факторы НАТО, ЕС, США. Как следствие, появление второго поколения конфликтов, в которых наряду с прежними линиями разломов добавились новые, связанные с конкуренцией ведущих международных игроков. И, как следствие, изменение статус-кво. Самым ярким примером этого стало признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии. Был создан прецедент (пускай и ограниченного радиуса действия) признания государственности не бывших союзных республик, а автономий. Конфликт в Донбассе, начавшийся в 2014 году, уже сразу был по своим характеристикам противостоянием второго поколения. И хотя этнический фактор в нем не был четко выражен, геополитический формат присутствовал с первого же дня. Какое место на этой линейке занимает конфликт в Карабахе? Когда можно говорить о его превращении в противостояние «второго поколения»? Стоит заметить, что после его «заморозки» в мае 1994 года динамика в этой части Кавказа не сильно отличалась от того, что имело место в Абхазии и в Южной Осетии. Те же поиски мирного разрешения с помощью Москвы и постепенно подключавшихся к ней внешних игроков. Заметим, что до начала 2000-х годов эти международные акторы не сильно стремились к конкуренции с Россией. Как следствие, появление мирных планов, которые сами по себе не вызывали жесткого расхождения между теми, кто пытался мирить вчерашних совграждан. Инициативы Евгения Примакова и Дидера Бодена по Абхазии, Баденские предложения по Южной Осетии, пакетный и поэтапный планы, идея «общего государства по Карабаху. Ситуация выглядела, как фабрика креативных предложений. Однако в дальнейшем положение стало меняться. Постсоветские государства, имевшие проблемы с обеспечением территориальной целостности стали уставать от не меняющегося статус-кво. Притом, что Россия в Чечне, а Запад в Косово показали, что «замороженную ситуацию» можно менять с помощью силы. США и их союзники, завершив геополитическую перекройку Балкан по своему усмотрению (обеспечив при этом завершение военного противоборства, вопрос лишь в цене и в долгосрочности имеющихся конструкций), начали более активно действовать на пространстве бывшего СССР. И провал мирного плана Дмитрия Козака по Приднестровью в 2003 году стал сигналом того, что Евразия отныне не рассматривается Западом, как зона эксклюзивных интересов Москвы. Как следствие, попытки некоторых новых независимых государств встроится в западное наступление, используя его, как инструмент для решения проблем с сецессионистскими образованиями. Ярким примером такого встраивания стала политика Грузии по «разморозке» конфликтов в Южной Осетии и Абхазии в мае 2004-августе 2008 гг. Карабахская «геополитизация» Для Азербайджана такой выбор был не приемлем. Баку пытался дистанцироваться от однозначного встраивания, как в евро-атлантические, так и в евразийские интеграционные проекты. При этом попытки подключения силового ресурса к переговорам имели место задолго до сентября 2020 года. В этом контексте можно вспомнить обострения в Карабахе в марте 2008, летом 2010 или осенью 2014 года. В отличие от Абхазии и Южной Осетии на карабахском направлении Россия и Запад не противостояли друг другу, а сами стороны конфликта не рассматривали себя, как часть проектов Москвы или Вашингтона с Брюсселем. Противостояние между Азербайджаном и Арменией не вписывалось в сценарий конфронтации России и Запада, хотя Баку откровенно не устраивал статус-кво, а Ереван пытался его поддерживать. Как следствие, нарушения перемирия имели место, и после 2008 года они становились все чаще. Свою лепту в это внес и казус Косово. Одностороннее этнополитическое самоопределение без достижения всеобъемлющего компромисса с «материнским государством», поддержанное извне, создавало серьезнейший прецедент. Можно сколько угодно обосновывать ситуацию в Косово уникальностью (будто бы в мире есть одинаковые словно под копирку конфликты). Но факт остается фактом. Балканский кейс подстегнул турбулентность на просторах бывшего СССР. И тем не менее геополитической составляющей в смысле поддержки противоборствующих сторон из Москвы и Вашингтона в Карабахе долгое время не было. Поэтому и решительной ломки статус-кво, в отличие от Абхазии и Южной Осетии, здесь в 2008 году не случилось. Конфликтом «второго поколения» карабахское противостояние стало в сентябре 2020 года. Только на этот раз геополитический формат был привнесен на Кавказ не США и не ЕС, а Турцией. Анкара- не новичок в кавказской политике. И линия на поддержку Азербайджана была обозначена едва ли с первого дня после распада СССР. Но столь концентрированной военной, политической, дипломатической, информационной поддержки Баку еще не получал. Было бы значительным упрощенчеством представлять ситуацию так, будто бы Азербайджан превратился в «прокси» Турции на Кавказе. Многие цели и задачи по восстановлению контроля над утраченными в начале 1990-х территориями ставились Баку и раньше, и это на публичном уровне широко обсуждалось. Скорее, можно говорить о сложении в определённой точке двух потенциалов. Тем более, что для Турции Кавказ — это часть более широкого позиционирования на международной арене. Также не следует искать причину военных успехов Азербайджана только в турецкой поддержке. Все намного сложнее. Слагаемые такого сценария включают и стратегические просчеты армянского военно-политического руководства, и значительное укрепление азербайджанских вооруженных сил на протяжении последних десяти лет. Но факт остается фактом. Роль Анкары в регионе выросла, а отношения с Россией, претендовавшей на особые позиции вдоль своих южных рубежей строятся, как и ранее в Сирии на основе «соревновательного сотрудничества». Активное вмешательство Турции нарушило многие привычные конструкции. Формально эта страна-член НАТО, но по факту ее позиция сильно отличается от подходов США и Франции, чьи подходы по Карабаху куда ближе России. Которая, в свою очередь, рассматривает Альянс как угрозу своей национальной безопасности. Скажем больше. Даже Иран с его требованиями остановить противостояние и вернуться за стол переговоров был ближе позициям Минской группы ОБСЕ, одним из членов которой была Турция. Предварительные итоги Вторая карабахская война стала самым длительным противостоянием в ряду «размороженных конфликтов». Она шла полтора месяца, тогда как в Абхазии или в Южной Осетии боевые действия в 2008 году продолжались пять дней, а в том же Карабахе в 2016 году- четыре. Сегодня Азербайджан говорит о своем безоговорочном успехе. И это трудно отрицать, так как семь районов вокруг бывшей НКАО перешли под контроль Баку. Еще вчера едва ли не максималистской планкой было говорить о возвращении пяти районов, отделяющих непризнанную Нагорно-Карабахскую республику от собственно Азербайджана. Лачинский и Кельбаджарский районы, которые выступали в качестве коридора между НКР и Арменией, были интегрированы в систему де-факто образования в отличие от Агдама, Джебраила, Зангелана, Кубатлы и Физули. Их возвращение Баку рассматривалось как следующий этап урегулирования. Но сегодня все семь остаются за Азербайджаном. Плюс ряд территорий бывшей НКАО (Шуша, Гадрутский район) также переходят под азербайджанский контроль. Однако в любой даже самой безупречной схеме есть нюансы, на которые стоит обратить особое внимание. Согласно договоренностям от 10 ноября 2020 года, на территорию бывшей НКАО (в урезанном виде) приходят российские миротворцы. Следовательно, под контроль Азербайджана она не попадает, а ее статус (который, в самом документе не упоминается) еще станет вопросом дальнейшего согласования. В интервью российским и иностранным СМИ 12 ноября глава МИД РФ Сергей Лавров особо подчеркнул, что статус Нагорного Карабаха будет определен позднее, а Москва не будет ставить искусственные сроки для его фиксации. Значит переговорный процесс снова возобновится. Он пройдет в новых условиях при принципиально изменившемся статус-кво. Но в любом случае перемирие не тождественно окончательному урегулированию конфликта. В новой конструкции есть масса коллизий. Минская группа ОБСЕ никуда не делась, ее никто не распускал, хотя этот механизм отодвинулся в сторону, а роль России, Турции и Ирана выросла. При этом Франция, имеющая проблемы в отношениях с Турцией по широкому спектру проблем, как минимум на риторическом уровне жестко оппонирует Анкаре по Карабаху. Предстоит увязывать взаимодействие российских миротворцев и мониторингового центра по выполнению условий прекращения огня, в котором будут представлены и турецкие военные. После подписания ноябрьского документа мы видели непростой обмен интерпретациями между представителями Анкары и Москвы по поводу того, что представляет собой миротворческая миссия, и кто ее участники. Сегодня отношения Азербайджана и России выглядят безупречно. В Баку позитивно воспринимают тот факт, что Москва четко разделила собственно Армению и конфликт в Карабахе. Однако по прошествии определенного времени вопрос о статусе неизбежно приведет к определенным коллизиям. Причины этого объективны: стремление, с одной стороны, поскорее «закрыть» конфликт и попытки выйти на решение с максимальным учетом всех имеющихся нюансов. В Ереване сегодня, несмотря на горечь поражения, также не видят альтернатив российским миротворцам и особой роли Москвы в регионе. Но это не значит, что карабахская травма не вызовет определенных переоценок этой традиционной модели восприятия. Армения и Азербайджан в 2020 году как будто бы поменялись местами. В начале 1990-х Баку принимал беженцев из семи районов вокруг НКАО и из Шуши, а сегодня Ереван принимает тех, кто оставляет Лачин, Шушу и даже пострадавший от боевых действий Степанакерт, перешедший под контроль миротворцев. Новая война принесла новое ожесточение и вряд ли продвинула к политическому компромиссу конфликтующие стороны. И всегда в таких условиях есть те, кто будет завышать планку требований, как среди победителей, так и побежденных. Для полной и окончательной победы или для реванша. Таким образом, перемирие закрыло один набор проблем, и открыло другой. И в его решении легких путей не будет. Это стоит понимать всем, вне зависимости от трактовок итогов и уроков второй карабахской войны.

Маркедонов Сергей

Ведущий научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России, главный редактор журнала «Международная аналитика»