Ч.3. Миг длиною в жизнь...

Продолжение историко-документальной повести Валерия Чхартишвили Ангелина Оставшись на шестом месяце беременности, Ангелина, засучив рукава, включилась в трудовую жизнь. Первая весточка от ее любимого Валико пришла из белорусского местечка Белая Церковь. Солдатское письмо проходило через цензуру (это и понятно – дабы избежать паники в тылу), поэтому об истинном положении дел на фронте в нем и слова не было сказано. Читая его, спустя тридцать лет, мы, его внуки, никак не могли бы себе представить той катастрофы, которая настигла наши вооруженные силы, в первые недели войны. Наоборот, дед уверял свою любимую жену и почитаемых родителей, а к ним он обращался только на “Вы”, что фашистская гидра обязательно будет раздавлена и победа будет за нами. Анго, несмотря на непростые отношения, установившиеся у нее с свекровью, смогла завоевать любовь и доверие свекра и золовки. Они всячески помогали ей, старались не слишком обременять домашними делами, тем более, что молодая женщина готовилась стать матерью. Через три месяца родилась прелестная малышка, о существовании которой сразу же было сообщено отцу, на фронт. Но вот дошло ли письмо до адресата, и успел ли молодой папа порадоваться своему счастью – неизвестно, ибо с тех пор никаких писем от него в нашу деревню не приходило. Как только малышке исполнилось  полгода, и ее можно было оставлять на попечении бабушки с дедушкой, Ангелина устроилась на работу в местную школу преподавателем начальных классов. По сравнению с горной Аджарией, где они с мужем начинали свою преподавательскую деятельность, работа в гурийской школе показалась не такой уж и рудной. Здесь, во всяком случае, не надо было уговаривать родителей отпускать девочек на учебу, не нужно было бороться с пережитками османского владычества (в виде чадры), да и бытовые условия были куда более приемлемые (все - таки жила в своей семье, пусть и не в роскоши, но в достатке). Отсутствие известий от мужа, а к тому времени многие в селе уже получили похоронки, она же и этого была лишена, серьезно обеспокоило молодую женщину. Анго уговорила свекра запрячь старую клячу, уцелевшую от всеобщей коллективизации, и отправиться в Имерети, откуда она была родом, к известной гадалке, которая, как уверяло сарафанное радио, безошибочно предсказывает судьбу пропавших солдат. Говорили даже, что она точно предсказала нескольким женщинам, что их мужья пусть и покалеченными, но вернутся с фронта. Якобы в какой-то деревне, живым объявился солдат, на которого уже получена была похоронка. Свекор не долго сопротивлялся, тем более, что и жена настаивала, погрузил на повозку мешок кукурузы, несколько головок сыру (плата гадалке) и двинулся с невесткой в путь. На следующий день, расспросы привели их в маленькую имеретинскую деревню, где и проживала известная гадалка. Ангелина решила сперва самой поговорить с, как бы сейчас сказали, экстрасенсом, а потом уж вместе со свекром навестить ее. И каково же было ее удивление, когда переступив порог дома, она увидела свою односельчанку, с которой она в детстве морочила голову соседским мальчишкам. Та сразу же узнала Анго, с радостью ее приняла, не забыв поинтересоваться причиной ее приезда. Ангелина ничего не сказала и о муже. Почему? Да потому, что она с детства знала, что та плутовка, которая могла своим подвешенным языком, заморочить голову любому, тем более попавшему в беду человеку. К тому же, она умело пользовалась своими, скажем, не совсем обычными внешними данными – непропорционально большая голова, одна нога короче другой, и огромные голубые глаза (таких в тех местах сроду не было). Поговорив о том о сем, подруги детства распрощались и Анго вернулась к своему свекру. Ему она ничего не сказала (не хотелось расстраивать пожилого человека), только лишь предложила ему одному, без нее пойти к гадалке. Старик, взвалив на спину деревенское подношение, пошел, вернувшись через полчаса. Стараясь казаться веселым, он рассказал невестке, что гадалка ясно увидела Валико (а ворожили она на кофейной гуще) на больничной койке, и уверила, что скоро он вернется домой. Но лицо его, почему-то, не сияло счастьем. Откуда было знать Ангелине, что свекор скрыл от нее похоронку, и он точно знает о гибели сына. Вот так, нарушив ветхозаветную заповедь не обращаться к ворожеям, оставивши какой-то прохиндейке почти трехмесячный запас продовольствия, они вернулись домой. Кстати, кукуруза с сыром, по тем временам, были несказанной роскошью. Первая военная зима выпала необычно суровой. Продуктов питания самим не хватало, а тут еще надо было выполнять планы по заготовке различных продуктов сверх положенных норм. К новому году из районного центра пришло распоряжение собрать т.н. новогодние подарки для фронта. Каждая семья должна была внести в общую копилку все, что могла. К примеру, если не было продуктов, то можно было послать теплые вещи, различные сладости вроде чурчхелы и козинаки, принимались даже варенья и  соленья, заготовленные на зиму хозяйками. В долгие зимние вечера гурийки сидели у каминов и вязали шерстяные носки. При чем, каждая из них вязала, рассчитывая, что, может быть ее подарок попадет в руки мужа, или сына, или брата. Поручить райком-то поручил, но вот кому было организовывать все это мероприятие – ведь надо было обойти все дворы, записать, кто и что может дать, потом все это собрать и донести на приемный пункт. И в этом деле, как и прежде, верными и безответными исполнителями оказались преподаватели. Они взяли на себя выполнение этой миссии. После работы, ближе к полудню, Ангелина прибегала ненадолго домой, кормила малышку, помогала свекрови по хозяйственным делам, а вечером обходила соседей, и, порой, бывало, в сумерках возвращалась к родному очагу. Однажды, поздним зимним вечером, молодая женщина возвращалась от соседей, неся с собой довольно тяжелый узелок с подарками для фронтовиков. Вдруг, за поворотом, она увидела силуэт мужчины с ружьем. Кто бы это мог быть, подумалось ей. Все мужчины, способные нести ружье давно были на фронте, милиция из района не часто навещала это глухое село. Никакого страха она не испытала, даже тогда, когда незнакомец резко окликнул ее и велел остановиться. - Ты кто такой!? – смело спросила женщина. - Что, Анго, не признала? Я Гогиа из четвертой бригады (село в те времена было поделено на несколько бригад). - Так тебя же забрали три месяца назад на фронт, - удивилась Анго. – Как тут оказался? -Не твое это дело, - грубо прервал Гогиа.- Ты лучше передай мне этот узелок и иди домой. - Сейчас, разбежалась,- не растерялась женщина. – Ты думаешь, что в селе никого нет, кто бы заступился? Как раз сегодня из района приехал уполномоченный, чтобы забрать вот этот узелок и много других таких узелков. С ним вооруженная охрана. Вон в том доме они остановились. Сейчас как закричу – мигом тут будут. Через минуту  след Гогии Чкония простыл. Он был из семьи потомственных духанщиков (вроде кабака), которые сами не очень-то любили работать на земле, но скупали участки у разорившихся землевладельцев. В Поти держали они духан, в котором кроме кислой одессы (дешевое вино), приторговывали контрабандным товаром. На этом и разбогатели, скупив в деревне лучшие земельные участки. На них работали батраки, а сами Чкония только летом приезжали в качестве дачников. Когда началась сплошная коллективизация, эти земли были, так сказать, обобществлены. Старший Чкония тронулся умом. Он бегал по полям, мешал колхозникам пропалывать кукурузу, безостановочно как присказку повторяя: Все, что видите, мое. И там мое, и тут мое. Уходите с моей земли! Бедный, говорят, так и скончался – на полпути от одного конца колхозного поля к другому. Похоронили его сельчане на погосте, вырыв яму в два квадратных метра. Гогиа, когда пришла повестка, даже обрадовался. Но не потому, что так уж горел желанием сокрушить фашизм. Нечто другое бередило его душу. А именно, возможность мщения. Что-что, а читать и считать он мог. Из газет он знал, что немцы всего за месяц сумели одолеть заносчивых французов, и это, несмотря на все неприступные линии обороны и современную военную технику, на которую уж так надеялись в Париже. И что? Колыбель всех революций пала, а под триумфальной аркой промаршировали бравые солдаты вермахта. А что говорить об этих голодранцах, думал Гогиа. Двух месяцев не пройдет, как немцы будут в Москве. Вот тогда я и займусь всеми этими нищими проходимцами, они у меня будут горькими слезами обливаться, будут сапоги мне лизать! Но проходили недели, а столица еще держалась, и неизвестно было, когда падет. А тут еще осенние дожди пошли, и Гогиа решил дезертировать и дождаться окончательной победы у себя на родине. Так он и оказался в ту зимнюю ночь на пути Ангелины. Коммерческая смекалка и шкурный расчет, на сей раз подвели Гогию- немец оказался не столь уж и непобедим. Отогнали его от стен древнего Кремля, и надежды Чкония, как и многих подобных ему, оказались тщетными. Тогда дезертир решил спастись, перейдя турецкую границу, но она была надежно заперта. Дело  в том, что Турция, как сателлит и союзник Германии, могла в любой момент  ударить по Закавказью. Тем более, что она считала этот регион зоной своих интересов. И по сей день в тамошних школах историю учат по картам, на которых  Аджария, к примеру, обозначена как территория, временно отторгнутая от Турции. Неудача на границе вынудила Чкония вернуться в родные места и, вместе с  двумя-тремя такими же отщепенцами, укрыться в лесу близ  Цацхвиани. Здесь они планировали, с помощью единомышленников, продержаться до весны, а там уж немцы, конечно же, вдребезги разобьют морду этим голодранцам. Но надежды дезертиров оказались тщетными. Гогию и его подельников выдали односельчане, открывшие милиции местопребывание беглецов. Почему это произошло? Ведь недовольных советской властью было множество. И не только среди зажиточных или т.н. бывших, но и среди т.н. середняков. Да это и не удивительно, ибо кому в здравом уме и рассудке понравиться жить по указке “сверху”. И все же гурийцы не приняли и исторгли  из своей среды дезертиров. Ибо они не учли, что, своим поступком  противопоставили себя всей общине. А это непростительная ошибка, точнее преступление. Ведь не просто так на протяжении веков наши предки стояли на литургии и вместе склонялись в почтительном поклоне при возгласе : “Миром Господу помолимся!”. И пусть нынешние поколения уже давно забыли смысл и значение этих сакраментальных слов, но на генетическом уровне все же помнят люди, что пренебрегая своими обязанностями перед Богом и людьми, рискуешь оказаться им не нужным, а стало быть, лишней обузой, от которой необходимо вовремя избавиться. Именно это произошло и с дезертирами во главе с Гогиа. Продолжение следует